|
|
| Главная страница :: Энергоносители Яма Жизнь — в движении 800 булочек на один избирком На родине — в плену Монополист пока спокоен «урал-транстелеком»: новое имя — новые перспективы Игры вокруг новатэка Больше самостоятельности Из химиков в строители мягкая мебель «Уральские горы - звучит весьма романтично. На самом деле это небольшие возвышенности, покрытые лесами. Деревья, которые вы постоянно видите за окном, в основном березы, поначалу кажутся исполненными очарования. Несколько сотен миль сплошного очарования… На следующее утро под дождем, если повезет, они становятся уже только просто симпатичными. Вскоре превращаются в обычные деревья. Боже, опять эти чертовы березы!» - делится впечатлениями о поездке по Уралу корреспондент британской газеты The Guardian Юэн Фергюсон. Именно популярная пресса определяет образ региона в глазах бизнеса и обывателей. Каким был Урал в мировых СМИ в 2007 году? Типичный портрет Урала в мировой прессе: всеобщая бедность, социальные проблемы и агрессия. За 15 лет региону не удалось обозначить себя как единый политический, экономический и культурный субъект и создать благоприятный образ в глазах Запада. Журналисты едут в регион в основном в погоне за остатками советской империи или из осторожного исторического любопытства - посмотреть, где родился первый российский президент, где умер последний русский царь. Едут за одним и тем же, поэтому картинка у них (а значит, и читающей публики) выходит несколько однобокая: Романовы, Ельцин, бандиты, бедность. Чаще всего иностранцы слышат то, что хотят услышать, - и с удовольствием об этом рассказывают. Большая часть иностранных журналистов знает о регионе понаслышке. Самая популярная ремарка в публикациях: «Екатеринбург - город в 900 милях к востоку от Москвы». Понятия «Урал» как территориально-экономического комплекса для западной прессы не существует, чаще можно встретить сочетание «Уральские горы» просто в качестве географической привязки. В репортажных зарисовках фигурируют в основном Екатеринбург, Челябинск, Тюмень, Пермь. Прочие областные центры - Курган, Оренбург, Ханты-Мансийск, Уфу или Салехард - в зарубежных публикациях не отыскать. Щедро опекаем КГБ До 90-х годов прошлого века Урал был закрыт для иностранцев. На Западе краем уха слышали, что здесь какие-то оборонные заводы, что местные горы высоки и скалисты, а КГБ всеведущ и жесток. Ощущение страха времен холодной войны за границей изжили не до конца: чувство невидимой угрозы, исходящей с Урала, до сих пор преследует западных журналистов. Вот как, к примеру, описывает визит в Екатеринбург журналист Би-би-си Джеймс Роджерс: «“Думаешь, в сказку попал?” - улыбается местный таксист, оказавшийся настоящей кладезью историй из жизни современной России. Его друзья из милиции поймали кого-то, кто пытался брать деньги за бесплатную парковку. Солдаты из местной части давали за деньги пострелять из артиллерийского орудия. В одном из баров случилась потасовка из-за зажигалки. Одноногий гангстер сбежал из тюрьмы, но был пойман по пути на Кавказ. Все истории перемежаются шутками о продажных дорожных копах и пьющих “новых русских”». Немецкая газета Frankfurter Rundschau обеспокоена и обычными военными учениями: «На Южном Урале специалисты из России, Китая и четырех среднеазиатских республик упражняются в борьбе с терроризмом. Это одна из задач, ради которых была создана Шанхайская организация сотрудничества, объединяющая шесть государств. Поэтому защита от терактов, причина которых может лежать в политической плоскости, для всех них - задача номер один. Однако здесь существует проблема: все шесть государств нацелены прежде всего на борьбу с предполагаемой исламской угрозой, но каждое понимает эту угрозу по-своему». Это о летних учениях ШОС под Челябинском: любая концентрация непредсказуемой и непонятной военной силы на Востоке дает западным журналистам серьезный повод для опасений. Почему боятся? Причин множество. Безусловно, основная - ядерная и радиационная угроза. Апокалиптические картинки уральской действительности рисует немецкий журнал Der Spiegel: «Надев москитные сетки и вооружившись дозиметрами, Клеменс Вода и трое его русских коллег проезжают мимо скучающего охранника и желтого знака «радиоактивность» вглубь охраняемой территории. Кругом пустые улицы и поля, заросшие бурьяном. Болотистые берега Течи люди покинули несколько десятков лет назад. Группа приближается к Метлино, городу-призраку, оставленному в 1956 году. Открытое всем ветрам зернохранилище возвышается над прочими зданиями. Ученые берут пробы почвы и проходят мимо заброшенной православной церкви. Один из них забирается на колокольню и приносит оттуда кирпич. Кирпич станет доказательством». Словом, Челябинская область еще долго останется для Запада одним из главных примеров российских ядерных ошибок. Вообще, написать об Урале и не упомянуть при этом КГБ - задача для иностранного журналиста почти непосильная. Впрочем, сейчас в ходу обобщенное понятие - siloviki, контролирующие все и вся, остающиеся для Запада врагом загадочным и опасным. Так, для британской прессы одним из важнейших событий года стало закрытие офиса Британского Совета в Екатеринбурге. Колин Фримэн из газеты The Daily Telegraph не жалеет яда: «Эта организация (Британский Совет. - Ред.) повсеместно является культурным крылом посольств Великобритании, но кремлевские ястребы, с враждебностью которых ей пришлось столкнуться, расценивают ее как аванпост коварной британской разведки». Еще одна любимая иностранцами советско-имперская тема - ГУЛАГ. В сознании многих Урал представляется одним большим бывшим концентрационным лагерем. Кун ван Звол из голландской газеты NRC Handelsblad рассказывает о недавнем посещении музея лагеря «Пермь-36»: «В 90-е годы ни у кого не было времени на приводящие в уныние рассказы, а после того, как кагэбэшник Путин стал президентом, тема неофициально стала табу. Такой музей, как «Пермь-36», не вписывается в его проект восстановления национальной гордости. «Мы не можем все время находиться в радикальной оппозиции к нашей собственной истории», - сказал Путин. Конечно нет, если его КГБ играет в ней неприглядную роль». Бедные люди Страх рождает неприязнь, поэтому ужасы и дикость российской глубинки (а Урал иностранцы воспринимают именно так) западные журналисты описывают с большой охотой. Среди тем, мелькавших в мировой прессе в 2007 году, немалую часть занимают социальные проблемы разного толка. Что интересно, об уральской экономике западная пресса пишет с тем же чувством тревоги, что и о пресловутом КГБ. К примеру, солидный американский журнал Business Week так начинает материал, посвященный российским инвестициям в американскую промышленность: «Русские идут! Российские производители стали готовят атаку на американский рынок. Последняя попытка: некогда архетипический советский динозавр ММК строит завод в Огайо стоимостью 1 млрд долларов». Еще одна проблема, волнующая западные СМИ, - рост националистических настроений. Американское информагентство Associated Press так прокомментировало осуждение пятерых подростков за убийство в Екатеринбурге 21-летнего еврейского парня: «В последнее время в России наблюдается рост ксенофобии по отношению к чернокожим, иностранцам и евреям». Попали на страницы мировой печати и обрушение крыши бассейна в поселке Чусовой, и бунт в детской колонии в Кировграде, и приговор банде убийц из Нижнего Тагила. Значительный резонанс вызвало дело Андрея Сычева, избитого в военной части под Челябинском. Обычно оно служит поводом для обличения плачевного состояния российских вооруженных сил. «В российской армии стали обыденными жестокое обращение, смерть в результате пыток, самоубийства от отчаяния - однако общественность не знает об этом или не хочет знать», - пишет немецкий журнал Focus. Позже весь мир узнал об инциденте в одной из екатеринбургских больниц: «За решетчатым бортиком детской кроватки можно было увидеть младенца, который то и дело возил ручками по лицу. Покормив ребенка, медсестра заклеила ему рот пластырем. Кадры, снятые в отделении для новорожденных одной из больниц уральского Екатеринбурга, шокировали все Россию» (австрийская газета Die Presse). Картина, прямо скажем, малоприятная. Что в сухом остатке? Два главных события: смерть Бориса Ельцина и обнаружение новых останков царской семьи. Позитивными их не назовешь, но по крайней мере урона образу Урала они не наносят. В то же время к новым социальным героям - екатеринбуржцу Кириллу Форманчуку («Медведу») и пермскому учителю Александру Поносову - иностранные журналисты отнеслись с симпатией. Так уральского борца с Microsoft описывает испанская газета La Stampa: «Он зарабатывает около 170 евро в месяц, живет в 10 тысячах километров от Сиэтла, в деревушке, затерявшейся на Урале, у него странная фамилия и борода странствующего православного святого - и его обвиняют в том, что он обокрал самого богатого человека мира». В связи с делом Форманчука американская газета New York Times не упустила случая пожаловаться на ГИБДД: «Кирилл Форманчук, как и почти все российские автомобилисты, привык, что дорожные инспекторы приказывают ему остановиться и штрафуют за заведомо высосанные из пальца нарушения». На прощание оба собеседника настоятельно просят нас “объективно писать о нашем Боре”». Впрочем, «о Боре» журналисты пишут мало - все больше рассуждают на отвлеченные социальные темы. Джеймс Роджерс из Би-би-си о посещении Бутки: «Мы съездили в Бутку (250 км, или 155 миль, от Екатеринбурга). Для жителя маленького переполненного острова это огромное расстояние - а ведь мы все еще были в Свердловской области». Остальную часть репортажа занимает описание разрушенной промышленности и унылых пейзажей свердловской глубинки. Ельцин - фигура для иностранных журналистов одиозная. После его смерти они в обязательном порядке посетили Екатеринбург и малую родину президента - село Бутка (подробнее о том, что можно там увидеть, см. «Большие надежды малой родины», с. 100) Цитируем NRC Handelsblad: «Даже в Екатеринбурге трудно быть поклонником Ельцина. Когда мы стали разговаривать с двумя одноклассниками почившего Ельцина, они сразу прищурились от недоверия. Все ограничилось одной шуткой о водке. Через полчаса лаконичных ответов: “да”, “нет”, “ах, я этого не знаю” - мы сдались. Не случайно именно скалистый Урал стал местом рождения современной прозы: именно здесь производство высокотехнологичного оружия собирало лучшие научные кадры со всей России. Теперь дети того поколения идут своей дорогой сквозь постсоветский хаос. Урал - настоящая кладовая литературного воображения». The Daily Telegraph между делом хвалит екатеринбургские музеи: «Город не очень красив и наполнен множеством уродливых советских зданий, но в нем есть несколько хороших музеев. Более 10 тыс. видов горных пород вы найдете в Музее минералогии, фрагмент самолета шпиона Гэри Пауэра - в Музее военной истории, исторические снимки - в местном Музее графии». В темном царстве Возникает резонный вопрос - пишут ли об Урале на Западе что-то хорошее? Как ни странно, пишут. Впрочем, приходится искать иголку в стоге сена. Немецкая газета Sueddeutsche Zeitung рассказывает о новой уральской литературе: «Уральцы Алексей Иванов, Ольга Славникова и Игорь Сахновский - новые литературные надежды России. Смесь страха и интереса, сочувствия и презрения - таково ключевое настроение всех публикаций в мировой прессе, посвященных Уралу. Вот публикация журнала The Economist: «Те, кто давно живет в Екатеринбурге, помнят состояние местного аэропорта в 1990-х: никакого такси и (довольно часто) никакого багажа. Зал прибытия до сих пор напоминает о том жутком времени. Рядом - новый бизнес-терминал: скандинавский блеск и эффективность, бар и интернет-кафе. Разные части аэровокзала - метафора развития самого города. С одной стороны, именно здесь большевики убили царя в 1918 году. Почти всегда Урал называют важным промышленным регионом. Но из значимых местных экономических новостей 2007 года в мировую прессу попало не больше десятка. Британская газета The Guardian написала о соглашении между заводом «Автомобили и моторы Урала» (Новоуральск) и китайской Geely. Агентство Reuters - о покупке «Уральскими авиалиниями» семи самолетов Airbus и инвестициях ММК в создание штамповочного производства. Все. Еще один любопытный момент: для иностранной деловой прессы, как ни странно, экономическим центром Урала является Челябинская область: именно она чаще всего упоминается в публикациях. Financial Times посвятила городу отдельный материал: «Челябинск - одна из крупнейших мастерских Советского Союза - восстанавливает свою промышленную мощь. Пятнадцать лет назад местное ядерное и танковое производство оказалось в коллапсе. Сейчас темпы роста промышленного производства превышают российские в два раза». Урал остался для Запада унылым и депрессивным промышленным центром, полным социальных проблем. И общественно-политические, и деловые издания пишут об одном и том же - бедности, агрессии, бандитах. Регион не смог стать полноценным политическим, культурным или социальным субъектом в глазах иностранцев. Нам критически важен благоприятный имидж в глазах иностранцев: от этого зависит и приток инвестиций в регион, и интерес со стороны западной общественности. Как сформировать позитивный образ территории? Мы могли бы сделать ставку на красочные презентации за рубежом. Но кто даст гарантии, что они не рассыплются в прах после ЧП, подобных «делу Сычева». Поэтому в такой ситуации основное внимание необходимо уделять не сглаживанию минусов, а демонстрации того лучшего, что у нас есть - производственных возможностей, туристических объектов, культурных достижений. Сейчас иностранцы знают только о негативе, а для объективной точки зрения необходим и позитив. С другой, - рядом с городом есть мемориал жертвам сталинских репрессий - достаточно редкая и трогательная вещь для нации, страдающей поголовной амнезией. Совсем близко от него - кладбище, на котором похоронены жертвы раннего капитализма. Здесь стоят их статуи в полный рост: в основном это бандиты, давшие городу репутацию уральского Чикаго. Сейчас бывшие бандиты вышли из тени или ушли в политику. Город стал привлекать иностранных туристов, здесь открылось несколько европейских консульств. Обновился и аэропорт». Дополнительные материалы: Использованы материалы сайтов inosmi.ru, inopressa.ru и изданий The Guardian, Der Spiegel, Frankfurter Rundschau, NRC Handelsblad, The Daily Telegraph, Die Presse, Focus, New York Times, La Stampa, Sueddeutsche Zeitung, Business Week, The Economist, информационных агентств Associated Press и Reuters. В 90-е годы Урал привлекал зарубежных журналистов самобытной, не зависящей от федерального центра политической жизнью. С усилением централизации интерес к нему иссяк, считает начальник московского корпункта газеты El Pais (Испания) Пилар Бонет Отсутствие политической силы Пилар Бонет - С Екатеринбургом и Свердловской областью. Я была первым западным корреспондентом, который попал в Свердловск. Это был декабрь 1989 года. Больше трех лет я работала в архивах обкома КПСС и в 1994 году выпустила книгу о Борисе Ельцине «Провинциал в Кремле». Частично она была опубликована в журнале «Урал». - С чем в первую очередь ассоциируется у вас Урал? Последний раз я была в Екатеринбурге в 2001 году. Но от своих друзей я знаю, что город быстро развивается, здесь много строят, стало очень красиво. Я знаю о театре Николая Коляды, о журнале «Урал», который существует уже много лет и не перестал быть интересным. Свердловская область для меня - в первую очередь культурный центр Урала. О центре России, которым является Урал, мы, журналисты, знали очень мало, поэтому нас тянуло сюда. Приехав, я была удивлена уровнем технической и гуманитарной подготовки жителей Урала, с которыми мне посчастливилось познакомиться. - Большинство моих поездок на Урал пришлись на 90-е годы. Пару раз я была в Перми, Челябинске, один - в Оренбурге. Челябинск, к сожалению, ассоциируется в первую очередь с радиоактивными заражениями. Оренбург - с платками. - А другие территории? - А почему вы не приезжали последние пять лет? Я часто их покупаю и с удовольствием дарю родственникам и друзьям. И если бы я была предприимчивее и хотела бы сделать бизнес, то обязательно бы занялась продажей оренбургских платков: они очень ценятся в Европе. И жаль, что бывают только белого и коричневого цвета, яркие платки пользовались бы еще большим успехом. Пермь ассоциируется в первую очередь с развитием гражданского общества. В этом городе очень много интересных неправительственных организаций. Тюмень - это, конечно, нефть. А сейчас я не чувствую, что происходящее в Екатеринбурге или Челябинске как-то влияет на мое понимание России. Здесь нет ничего, что я должна была бы учитывать для понимания позиций Кремля. - Тогда политическая жизнь региона была более активной. Мы понимали, что он напрямую влияет на политику Кремля. И когда Урал выражал себя в политическом плане, мы писали о нем, потому что верили в его политическую силу. Во времена Ельцина я ездила на полит- собрания, понимала политическую жизнь провинции, писала об Уральской республике. Урал жил уникальной политической жизнью. Подготовила Евгения Еремина Регионы перестали существовать как политические субъекты, их участие жизни России очень незначительно. Поэтому они стали для иностранных журналистов менее интересны. И сейчас я могу писать только о культурной или экономической жизни Урала - она развивается. Но не о политической, потому что ее просто нет. Хотя, возможно, она не имеет публичных форм, и все решения принимаются за кулисами. Но сегодня то, что мне нужно знать о жизни провинции для глобального понимания политики России, я узнаю в Москве. Чтобы изменить представление иностранцев об Урале как о сырьевой резервации России, субъектам необходимо сформировать концепцию продвижения на международном уровне. При этом ставку сделать на развитие новых технологий, науки и образования, считает генеральный директор Marchmont Capital Partners Кендрик Уайт Не делайте из Урала вторую Африку Кендрик Уайт - Европейцы и американцы очень мало знают о том, что такое Урал. Для них он ассоциируется только с природными ресурсами и металлом. Это происходит от того, что международные масс-медиа пишут лишь о мегахолдингах - Газпроме, Роснефти. И совершенно нет репортажей о туристических местах, малом и среднем бизнесе, небольших городах. Поэтому у иностранцев формируется мнение, что Урал - это место, где много ресурсов, поделенных между крупными корпорациями. Они не понимают, где и в каких проектах могут найти бизнес-партнеров. - Кендрик, как влияет имидж Уральского региона на его инвестиционную привлекательность? - Реклама, продвижение. Последние два-три года уральские губернаторы и представители бизнеса стали активнее участвовать в конференциях, готовить презентации субъектов на публичных мероприятиях. Это замечательно. Но это только первый и очень маленький шаг. Нужен активный сбалансированный промоушен через рекламу, спонсорство и информация. - Что требуется для формирования уникального имиджа Урала? С другой стороны, нужно активнее участвовать в международных конференциях и самим их инициировать. Причем не только в регионе, но и за его пределами, за границей. Я, например, в апреле был на ежегодной конференции стран BRIC в Нью-Йорке: ее участники - Бразилия, Россия, Индия и Китай, организатор - американский бизнес-журнал The BIL. В рамках конференции было много презентаций, но в основном Китая и Индии. Очень мало делегаций из Бразилии и практически никого - из России. Все потому, что спонсорами этой конференции были крупные китайские и индийские компании и ни одной российской. Китайские представители были ведущими всех круглых столов. Они активно представляли свою страну, давали очень много рекламы своих предприятий и антирекламы - российских. При этом они говорили: не надо идти в Россию, здесь сплошная коррупция. Естественно, я постарался опровергнуть это утверждение, рассказал об интересных местах: Поволжье, Урале, Сибири. Но кроме меня о России говорить было некому. А когда страна молчит и потенциальные инвесторы видят только хороший пиар китайских компаний, они естественно выбирают проекты КНР. С одной стороны, нужно работать с масс-медиа. Газеты и журналы ориентированы на продажу рекламы, поэтому они дают информацию, которую люди покупают. Если важных событий в регионах не происходит, СМИ показывают то, что может вызвать интерес. Так поддерживаются стереотипы об уральской мафии, коррупции и экологических проблемах. Газеты и телевидение убеждены, что без всего этого будет не интересно. Хорошие новости обязательно должны быть. Но они сами не появятся - это часть программы пиара. Причем нужна постоянная работа. В компании, области, городе должны быть активные менеджеры по пиару. А если их нет, СМИ будут сами создавать имидж. - Челябинской области, на мой взгляд, полезно продвигать туристические проекты, северным территориям (Тюменской, Свердловской областям) следовало бы рекламировать металлургические предприятия: они создают основу для строительства. Нужно представлять Урал как центр образования и современных технологий. Нужно говорить о молодых специалистах, которые сейчас получают образование, а в скором времени будут работать с новым поколением металла, производственных ресурсов, технологий и инноваций. - На что перспективнее делать акцент при разработке пиар-стратегий субъектов Уральского региона? Подготовила Евгения Еремина Урал сегодня имеет имидж грязного региона, на предприятиях которого используют старые, неэкологичные и неэкономичные технологии. Нужно создавать позитивный имидж за счет развития технологии, образования, создания современного производства. Тогда цивилизованный мир поймет, что Урал - это не грязное место, не вторая Африка, где только производят сырье. Здесь можно успешно работать, сюда можно вкладывать деньги. Большинство немцев знают об Урале не больше, чем уральцы о Пиренеях. Хотя это, может, и к лучшему: иностранные журналисты чаще всего пишут о регионах России, когда случается какой-то кризис, считает руководитель московского бюро журнала Focus Борис Райтшустер Отсутствие новостей - хорошая новость Борис Райтшустер - Представление немцев об Урале до сих пор очень размытое, хотя, наверное, не более, чем представление уральцев, например, о Пиренеях. В отношении уральских городов вряд ли можно выделить какие-то радикально отрицательные или ярко положительные характеристики - отношение очень нейтральное. В отличие, например, от Сибири, которая для немцев - символ лагерей. Для большинства немцев Урал - это в первую очередь граница между Европой и Азией. При этом разделение региона на субъекты и тем более города в сознании многих вряд ли существует. - Дипломатические отношения между Германией и Уралом развиваются не первый год. Создает ли это положительный образ нашего региона в глазах немцев? - Топографическую привязку вряд ли когда-то удастся стереть. Россия очень большая страна. Чтобы определить, где именно разворачиваются события, мы говорим «за Уральскими горами». Но это понятие очень широкое - сюда мы относим и Пермский край и Башкирию. «Уральские горы» - это как маяк, ориентир для тех, кто не был в России. При этом я уверен, что 95% иностранцев ничего об этих горах не знают: высокие они или низкие, какова их протяженность. Многие представляют их как Эльбрус или как Кавказские горы. - Поэтому в материалах иностранных журналистов часто употребляется сочетание «в районе Уральских гор»? - Один раз. В 2003 году я приезжал в Екатеринбург, где проходила встреча Путина со Шредером. У меня было немного свободного времени, поэтому я не успел познакомиться с городом, но люди, с которыми я встречался, показались мне очень приятными. - А вы сами были на Урале? - Нет. На страницах нашего журнала очень много материалов о России, но в основном они связаны с Москвой. Ваша страна очень централизована, все важные события происходят в столице, все решается в Москве. А в регионах не так много интересных для Германии тем, поэтому вполне логично, что они редко попадают в сводку новостей. Надо сказать, во Франции тоже многое зациклено на Париже. Но в Германии Берлин не является абсолютным центром. И для меня, выросшего в федеративном государстве, закольцованность на одном городе кажется не очень правильной. Но это ваше личное дело. - В этом году вы освещали события, происходящие в нашем регионе? - В то время в России был федерализм, а сейчас централизм. Хотя я всегда говорю - радуйтесь, когда о вас мало пишут. Ведь пишут чаще всего только в двух случаях: когда происходят какие-то кризисы или, что гораздо реже, случается чудо, например экономическое. А если регион не появляется в сводке, может, это даже к лучшему - значит, там все тихо, мирно и спокойно. - В 90-е годы Москва тоже была центром, при этом об Урале писали много… - Я думаю, что собственное имя Уралу тяжело будет создать. Россия ассоциируется у европейцев с икрой, водкой и Путиным: вне зависимости от того, о каком субъекте Федерации мы говорим. Но реклама - это хорошо и очень полезно. Хотя не стоит забывать: дом должен соответствовать тому, что говорит о нем хозяин во дворе. Губернатор или глава города должны заботиться не только о том, как сделать рекламу, но и добиваться порядка на местах. Чтобы привлечь иностранцев, нужно, чтобы в регионах была безопасность, соблюдалось верховенство закона. Но самое главное - формирование имиджа региона нужно начинать с бытовых вещей. Потому что если вы смогли привлечь иностранца, он к вам прилетел, сел в такси, а таксист ему нагрубил или обманул, все усилия по формированию имиджа будут напрасны. И пока минимального сервиса нет - региону вряд ли удастся стать центром притяжения иностранного капитала. - Последние два года главы субъектов Уральского региона активно участвуют в международных конференциях и выставках, чтобы «создать положительный имидж региона за пределами России». На ваш взгляд, насколько эффективно? Однокурсники и одногруппники с радиофака УПИ, а ныне учредители группы компаний СТКС, технический директор Андрей Березин, коммерческий - Вадим Коновалов и генеральный - Андрей Лысых, стратегию компании написали только на десятый год существования бизнеса. Видимо, сказалось завершение к этому времени курса MBA. Цель изложили, конечно, амбициозно: к 2010 году войти в тройку крупнейших в стране торгово-сервисных компаний на рынке инженерной сантехники. И миссию сформулировали соответствующую: «Вдыхаем жизнь в здания, создавая и обслуживая инженерные сети и системы». А до того им было просто некогда: занимались бизнесом. Андрей Лысых СТКС возникла, когда строительная отрасль была в тяжелом положении. Потом испытала с нею взлет. Сейчас пожинает плоды стагнации рынка, разразившейся некстати: в группе затеяли реструктуризацию. Динамично развивающийся бизнес проходит через внутренний кризис, наложившийся на кризис рынка. Парни придумали и просчитали оптовую компанию на салфетках с новогоднего стола в ночь с 1995 на 1996 год. Потом СТКС одной из первых в стране в сфере инженерных систем вышла в розничную торговлю. Поработав год, партнеры увидели: мало заниматься продажами, нужно предлагать комплекс услуг. И быстро достроили технологические цепочки - проектирование и монтаж. Комплексность стала главной особенностью предложения СТКС. В 2002 году компания вышла на рынок еще и стройматериалов, открыв собственное производство «СТКС - ЖБИ» под Полевским: выпускали длинномерные (9 метров) плиты перекрытий методом безопалубочного формирования совместно с Северским заводом железобетонных изделий. Проект стоимостью 1 млн долларов окупился через три года, а просуществовал четыре. В 2006 году СТКС вышла из него. И запустила пару других линий: трубопроводов из композитных материалов и запорной арматуры в Среднеуральске и Екатеринбурге. - Темпы развития СТКС начали замедляться. Мы понимали, что компания разрослась, становится неуправляемой, самим все ниточки одновременно не удержать. Стали лавинообразно появляться мелкие вопросы, без участия высшего руководства не снимаемые. Чтобы разгрести их, не хватало сил и времени. Задачи решались не по приоритетам, а какие раньше прилетели. Все остальные задвигались. Эта пружина потихоньку сжималась. Приехали - Андрей Вячеславович, чем вы были недовольны, когда пошли на реструктуризацию компании? - Почему вы сделали именно так - выделили из СТКС самостоятельные бизнесы? У меня было чувство, что мы можем ехать со скоростью сто километров в час, а едем - шестьдесят. И не потому, что машина плохая, а потому что мы плохо ею управляем. Вот мы и попытались эти проблемы переложить на руководителей бизнесов, чтобы они сами их решали, действовали не в широком поле, где весь наш бизнес работает, а каждый в своей области. Там и проблем меньше. - Наемные менеджеры готовы принять новую ответственность? - Разные организмы долго развивались внутри одной оболочки. Каждый по своим законам. Мы пытались этого не замечать. Считали, что мы однородный организм. Но наши бизнесы подросли, встали на ноги, и мы вынуждены были их выделить, хотя работаем в рамках общей идеи, стратегии. А чтобы процесс разделения слишком далеко не ушел, создали управляющую компанию, которая цементирует механизм и объединяет разные бизнесы общими функциями. Закончится реорганизация к концу 2008 года. - Какую компанию вы хотите получить в итоге реструктуризации? - Наемные менеджеры - реальная проблема, с которой мы столкнулись. Даже если готовность декларировалась, по факту оказывалось, что ее нет. И за решением всех по-настоящему серьезных проблем они все равно приходят к собственникам, смотрят им в рот. По большому счету, эффекта мы не получили. Но откатываться некуда, система стала еще сложнее, еще больше. - На какой экономический эффект рассчитываете? - Федерального масштаба. И гибкую: если пробуксовывает одно звено на каком-то рынке, доберем объемы за счет других. - Что вы потеряли на этом пути? - Задумывалось все ради увеличения управляемости компании для собственников и прозрачности для инвесторов. Основная цель - повышение эффективности и ускорение темпов развития бизнеса. Но объективно из-за стагнации на строительном рынке год сложился тяжелый. Получим ли мы ожидаемые результаты, я сказать не могу. Планы СТКС выполнила далеко не на 100%. Но обратной дороги нет: Карфаген должен быть разрушен. Несмотря на временные спады и трудности, мы убеждены в том, что стратегически движемся верно. Через два-три года нам это в любом случае принесет дивиденды. Я считаю, если в компании нет кризиса, она вряд ли будет развиваться. С этой точки зрения, кризисы существуют постоянно. Глупо не признавать кризис: только преодолевая его, можно перейти на новую ступень. - Естественно, прибыль. Раньше у нас каждый отдел работал на единый бизнес. Когда разделились, мелкие функции клонировались, и в новой системе мы получили избыточные структуры. Следующий момент: прежде весь бизнес управлялся небольшой группой собственников, сейчас на развитие каждого приглашены топ-менеджеры. И уже сказывается разница в интересах, менталитете собственников и управляющих. Это снизило темпы развития. Но это осознанное решение. Бесконечно собственники не могут управлять своим бизнесом, им все равно нужно когда-то из управления уходить. Поэтому болезни нужно пережить и получить более жизнеспособный организм с хорошим рыночным иммунитетом. В целом стратегия правильная. Мы будем ей следовать. Хотя приходится временно откладывать какие-то проекты, - Оптовое направление. Опт всегда надежен. Устоял в силу масштаба, который уже приобрел, в силу наработанности клиентской базы. Это самое старое наше направление, и оно продолжает генерировать поток. - Какой бизнес - генератор денежного потока? - С банальной идеи оптовой торговли сантехническим оборудованием. Понятно было, что рынок интересный, у него нет серьезных ограничений, потому что он будет развиваться так же, как рынок строитель-ства. Тогда масса ниш была не занята. Планы с салфеток - С чего началась компания? - Конъюнктура так сложилась. В 2002-м мы приобрели технологически новую испанскую линию и поставили ее на существующий завод - Северский ЖБИ. Потреблял плиты в основном Екатеринбург. Но в 2006-м линия отработала свое. Теперь монолит преобладает, и эта продукция не так нужна. Это был совместный проект с заводом, мы из него вышли, а завод продолжает выпускать продукцию. - А свое производство для чего? - Вы считаете, магазины «Водяной» - удачный проект? А для чего оптовикам понадобилось пойти в розницу? Сейчас у нас несколько производств, уже только наши. Мы много и успешно продавали чужую продукцию, например канализационные пластиковые системы из полипропилена. Теперь делаем ее сами - нет зависимости от поставщика, плюс здесь производителей таких систем нет. Раньше их вообще привозили из-за границы. Поэтому конкурентное преимущество у нас. На логистике выигрываем, получается дешевле против московских складов на 10 - 15%. В нашей структуре всегда преобладал опт, его 65%. Стремимся эту тенденцию сломить и остальные бизнесы подравнять, в том числе производственные. Они развиваются быстрее опта, там база для роста другая, но пока все равно огромное оптовое колесо катится с большей скоростью. Розница составляет 15 - 20%. - С торговлей понятно, а как приварилось остальное? - Удачный, потому что живет уже долго и есть планы его развития. Это другой рынок, оптовики на нем никогда не работали. Мы пошли в розницу только потому, что нам надоели частные покупатели, которые одолевали мелкими заказами. Мы просто хотели разгрузиться. Попробовали: открыли специализированный магазин сантехники. Поняли, что это успешный формат. Сейчас у нас порядка 42 таких магазинов по России. Хотим довести их число до сотни к 2010 году. Стагнация - Какой рынок вы считаете своим? - Клиентам было нужно, чтобы мы не только поставляли сантехнику в срок. У них оставалось еще много неудовлетворенных потребностей, которые они закрывали другими способами. Мы подумали, почему нам не закрывать их все? И создали структуру, которая может решить все проблемы «под ключ», от разработки проекта до сервисного обслуживания. Немногие компании на этом рынке могут позволить себе роскошь держать весь комплекс: это сложно и затратно. - Что движет этот рынок? - Инженерных систем, внутренних и наружных. У него много разных сегментов, он слабо структурирован. Поэтому с цифрами и прогнозами я бы поостерегся. В разных регионах у нас доля разная. Самая большая в Екатеринбурге в специализированном сегменте розницы: 15 - 20%. - Как это отразилось на вашем бизнесе? - Он встроен в два - строительный и ЖКХ. Мы больше в строительном, 80:2 Как складывается на нем ситуация, так и чувствует себя наша компания. В 2007-м - стагнация, рынок встал. Причины: до начала года платежеспособный спрос обеспечивался спекулятивными моментами. Жилье скупали не столько конечные потребители, население, сколько инвесторы для перепродажи, в итоге рынок в 2006 году взлетел вдвое. Бесконечно этот процесс продолжаться не мог. Потребители были не готовы к перегретому рынку, его ценам, и в этом году перестали покупать жилье. На эту тенденцию наложился финансовый кризис ликвидности в банках. Некоторые из них вообще свернули ипотечные программы, другие повысили ставки. Тут и инвесторы пошли с рынка - он даже начал откатываться. Стали проявляться накопившиеся структурные проблемы строительной отрасли. В итоге себестоимость строительства, составлявшая 25 тыс. рублей за метр, поднялась в два раза. - Почему поднялась себестоимость? - Плохо, потому что отпускные цены высоки, жилье не продается, денег у строителей нет, они не платят подрядчикам. Соответственно и у нас не стало денег. Наши рынки неразрывно связаны, мы в какой-то степени - подрынок строительной индустрии. - То есть рынок земли тоже разогревает спрос… - Из-за земли под строительные площадки. Сейчас все компании строят на участках, которые набрали кто на три года, кто на десять лет вперед всеми правдами и неправдами. А кто не запас, вынужден приобретать через аукцион. Рынок земли тронулся, и его взлетающие цены наложились на высокую себестоимость на строительном рынке. - У вас тоже рост себестоимости? - И снова в значительной степени спекулятивный. Инвесторы с рынка недвижимости ушли на рынок земли. К тому же в этом году введены серьезные инфраструктурные сборы. Например, энергетики в Екатеринбурге за подключение к сетям установили тариф: за 1 кВт подключенной мощности берут порядка 20 тыс. рублей. На хороший современный дом нужно 400 - 500 кВт. Это добавляет 3 - 5 тыс. рублей в себестоимость на квадратный метр. Земля «весит» 5 - 10 тыс. рублей. Плюс так называемые добровольные платежи в городские фонды развития инфраструктуры, их никто не отменял. Куда идут эти хитрым образом рассчитанные 10% от сметной стоимости строительства, никто не знает. Плюс рост цен на строительные материалы. Цемента не хватает - цены на него в два раза выросли. Наша строительная технология не ориентирована на такой большой удельный вес цемента, а строить стали в основном монолиты, там его идет много. Плюс - мы впадаем в демографическую яму. Предприятия, чтобы удержаться на плаву, вынуждены серьезно повышать заработную плату рабочим. - Что будете делать: менять стратегию или сегменты? - Конечно. Перспектива строительного рынка на следующий год мне непонятна. - Сколько вы отводите на стагнацию? - Мы бизнес строили и развивали именно по этой модели, строители - наши основные клиенты. Но возможность для маневра есть. Естественно, будем смещаться в те сегменты, где эти проблемы не так сильны. Например, больше развивать розницу, открывать новые магазины. На частника можем переориентироваться, люди все равно квартиры ремонтируют, коттеджи строят. Промышленные предприятия мощности модернизируют. Со строителями тоже будем работать, но выборочно: с теми, у кого есть деньги и проекты с выделенным финансированием. В долгосрочной перспективе рынок строительства минимум лет 20 будет устойчиво расти. - Чем? В какой контекст войдет ваш бизнес в 2008 году? - Год, максимум два. Напряжение будет нарастать, чем-то оно неизбежно обернется. - А что вас ожидает на рынке коммунальных услуг? - Отложенный спрос формировался десятилетиями. Можно предположить, что он все равно продолжит расти, и к 2010 году услугами ипотеки воспользуются 25% населения. Если государство будет активнее вмешиваться в этот процесс, заниматься финансовыми инструментами, то, полагаю, цифра увеличится до 50%. Тогда цена, которая сформировалась на рынке, будет не столь критична. Конечно, строители будут работать над себестоимостью, это позволит им снизить отпускную цену, рынок оживет. Если государство вмешается в этот процесс и какую-то часть финансовой нагрузки строителей возьмет на себя (например, подведение сетей к площадкам), отменят сборы средств мэрии… Хотя это маловероятно. Оно так старательно все последнее десятилетие, наоборот, перекладывает свои обязанности на бизнес. - Какой вам смысл вести бизнес на этом неначавшемся рынке? - Чего в ЖКХ нет, так это климата инвестиционной привлекательности. В итоге государство декларировало выход из отрасли как стратегической, мол, кто хочет - занимайтесь. А никто не хочет. Мы видим, что у немногих крупных частных компаний, которые на этом рынке работают, энтузиазма значительно поубавилось. Например, Российские коммунальные системы за 2007 год получат убытки. Это о многом говорит. Если прибыли нет, бизнес будет искать другие варианты. У нас в Екатеринбурге 20 крупных управляющих компаний распределили между собой весь жилой фонд, но по большому счету это старые структуры, которые и раньше работали, только сменили вывеску. - Какова рентабельность рынка инженерных систем? - Пока - управлять жилым фондом, быть управляющей компанией. Есть определенная точка безубыточности такой деятельности: она начинается с миллиона обслуживаемых квадратных метров. Я думаю, что уже немного частников может найти такие свободные места на рынке. В Екатеринбурге эта точка имеется у тех самых 20 компаний. Она им исторически досталась, вместе с новой вывеской. И у нас среди них немало заказчиков. Мы поставляем материалы, участвуем в строительстве объектов малой энергетики, котельных, теплопунктов и прочего. Рынок коммунальных услуг будет расти, несмотря на все сложности. Деньги найдутся. Их будут вкладывать и частные компании, и бюджет. На этом рынке будет отражаться динамика развития прочих: рубль, работающий на строительном рынке, будет толкать и рынок коммунальных услуг. Он неизбежно будет туда попадать и делать свое дело. Антикризисный проект - Как себя ведут другие игроки в сложную пору на рынке? - Строительная меньше, 3 - 5%. Потому что рынок развит, строители определяют планку, выше которой не подняться, всех своих подрядчиков и поставщиков пытаются втоптать в землю. Там с высокими наценками делать нечего. В коммуналке проще - традиционно используется отсрочка платежа и прочее, в итоге 5 - 7%. - Кого вы считаете крупными игроками на вашем рынке? - Каждый выживает в одиночку. В этом году еще сильна инерция. Пока все просто выжидают. А что будет в следующем - увидим. Я думаю, проявятся линии стратегий. Не самые профильные и не самые нужные проекты игроки закрывают, продают какие-то куски бизнеса, чтобы основной сохранить. - Есть у вас антикризисный проект? - Естественно, международные гиганты OBI и IKEA, которые рынок в этом году серьезно деформировали. Кроме них зашли более десятка игроков разного масштаба: местные, федеральные, западные. Пока места хватает всем, но мы уже начинаем чувствовать плечи друг друга, потому что входной барьер невысок. Чтобы открыть магазин, достаточно 3 млн рублей. Оптовая компания - дело посерьезнее, тут речь идет о нескольких миллионах евро. - То есть ситуация все-таки напрягает? Нужно что-то кардинальное предпринимать? - Мы об этом задумываемся. Дополнительные материалы: - Даже если ситуация исключительно хороша, всегда надо иметь пути отступления. Генеральный директор группы компаний «СТКС», 41 год. После окончания радиофака УГТУ-УПИ работал инженером НПО «Автоматика». В 1992-м поменял ракетостроение сначала на частную НПП «Стек» (изготовление компьютерных плат), затем на внедрение инженерных систем, создав вместе с друзьями в 1996 году собственную компанию «СТКС». Андрей Лысых Создана в 1996 году. Объединяет предприятия в различных регионах России, входит в число четырех крупнейших российских компаний, работающих на рынке трубопроводной арматуры и инженерных систем. Включает компанию оптовой торговли, розничную сеть «Водяной» (42 магазина в семи регионах), строительно-монтажное управление, СТКС-Энергосбережение (изготовление, монтаж и реконструкция котельных, индивидуальных и центральных тепловых пунктов), SK (производство трубопроводов из полипропилена) Группа компаний СТКС Главная страница :: Энергоносители :: Анатомия кризиса |
